Что дальше, если нет короля

феномен анонимность культура медиареальность

М. Фуко ставит этот вопрос практически во всех произведениях, его исследования неизменно вращаются вокруг этой ключевой для французов темы Революции. Ее границы скрепили между собой современность и классическую эпоху Разума. М. Фуко, разумеется, следует очень давней традиции французской исторической науки, но предпринимает попытку написать «другую историю», в которой казнь короля стала бы не самым ярким событием: в связи с этим и поднимается такой вопрос.

Прежде всего, необходимо выделить режимы существования власти. Один из них - старое, где власть воплощена в королевском теле, учитывая характерные артибуты; другой - современное, власть здесь рассеяна по всему социальному пространству и не принадлежит никому. Феномен королевского тела очень важен для Фуко, но не сам по себе, а в качестве возможного ориентира для дистанции, чтобы сосредоточить внимание на другом полюсе, где расположены его антагонисты М. Фуко пишет, что «на другом полюсе можно представить себе тело осужденного; он тоже обладает правовым статусом, создает собственный церемониал и вызывает целый теоретический дискурс, но не для того, чтобы обосновать избыток власти, а для того, чтобы выразить недостаток власти, отпечатывающийся на телах тех, кто подвергся наказанию». Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. - М.: Ad Marginem, 1999. - С. 44 В отличие от исследователей проблематики ментальностей, Фуко выбирает проблематику практики, в какой-то степени приближаясь к марксизму на этом уровне аналитики. Здесь выделяется новый тип различий между режимами, связывая их с практиками власти.

В обществе Старого порядка вовсе не царят практики жестокости, как можно подумать сначала, напротив, древнейший тип дисциплины был известен на Западе уже в первых монастырях, а с XVI по XVIII вв. зарождаются разнообразные дисциплинарные практики. Фуко так и называет общество того времени дисциплинарным. Однако после казни короля дисциплина приобретает характер практики власти, которая определяет сам режим ее существования, поэтому классические дисциплинарные институты, включая больницу, тюрьму и психиатрическую лечебницу, формируются именно после казни короля. В классической политической теории новым сувереном после короля может быть только народ, но для Фуко народ - фикция, он не может быть источником власти ни в форме целого, ни в форме выборных представителей. Ликвидация королевской власти приводит к народному самоуправлению лишь в качестве иллюзии. Отсутствие короля используют профессиональные психиатры, промышленники, организаторы школьного образования и медики. Они становятся агентами власти, практикующими дисциплину; по сути, она даже им не принадлежит, а вписана в структуру институтов, от имени которых они действуют. Революция перераспределяет власть от единственного центра к многочисленным центрам, представляющим собой именно дисциплинарные институты и скрепляющую их бюрократию. Так появляется особое пространство, в котором нет центра, но в великом множестве горят «очаги власти».

Также важную роль в данной концепции играет понятие населения; что интересно, народ и нация, бывшие традиционным объектом внимания исследователей, совершенно его не интересовали Фуко. Они рассматривались как фикция, порожденная конкретным типом политического дискурса ради легитимации перераспределения власти от суверена к его подданным. Но, как было отмечено, в возможность такого перераспределения Фуко не верит; помимо прочего, там, где было принято обнаруживать нацию, теперь можно найти другую реальность - население. Когда Фуко говорит о реальности населения, он подразумевает не только абстракцию технологии управления, но и реальное тело. Впрочем, это тело продолжало скрываться в тени тела короля. «В обществе вроде общества XVI века тело короля был не метафорой, а политической вещью, его телесное присутствие было необходимо для жизнедеятельности монархии… У Республики нет тела. Напротив, в течение XIX века новым началом становится тело общественное».

Видимо, прежде всего следует обратить внимание на политическую реальность, рассмотренную под углом географии и антропологии. Народ как республиканское тело было возможно исключительно в мире античности, где малая территория полисов позволяла собрать всех мужчин-воинов в одном строю. Республика нового типа не имеет такой возможности, поэтому локализовать такое тело становится невозможно. Территориальный фактор - главный отталкивающий принцип, который рассеивает тело Республики на сегменты. Также свою роль играют другие мотивы, например, изменение характера строя воинов, который представляет собой не просто мужчин-воинов, а сложный ансамбль инвалидов, который растет в том числе за счет детей и женщин. Республика не отождествлена с мужской частью, поскольку никакое ополчение более не может поддерживать ее военную безопасность - наступление эры огнестрельного оружия требует изменения масштаба тела; поэтому и возникает население как абстрактное тело общества.

Трансформация из абстракции в реальное становится возможным после появлений конкретных способов изучения населения; визуализация была обеспечена полицией - управленческой технологии дисциплины. Изначально она представляла собой комплекс власти-знания, но со временем из этого комплекса выделились новые отрасли, взявшими контроль за отдельными сферами жизни населения, а также появились сборщики данных о каждой из этих отраслей. Отмечая наиболее общие причины, в качестве катализаторов появления категории «население» Фуко называет демографический подъем XVIII в. в Западной Европе, необходимость интеграции активности людей в аппарат производства, а также чрезвычайную важность контроля всех сторон общественной жизни более превосходными и адекватными механизмами власти. Выделение причин более конкретных излишне. Так или иначе, население становится все более сложно дифференцированной реальностью, требующей специфической организации и структурирования. С этого момента управление государства связывается с многочисленными техниками надзора, вмешательства и анализа.

Рассеянность населения в физическом пространстве является его характерной чертой, оно не может быть собрано ни в одном из его мест, как уже было упомянуто; но зато известны места, откуда оно берет свое начало - это точки прироста и воспроизводства, главным из которых является семья, ведь именно в семье рождаются дети, формирующие впоследствии население. Фуко соединяет проблему детей как демографическое соотношение рождений и смертей с проблемой детства, выживания до уровня взрослого. Здесь необходимо учитывать физические и экономические условия выживания, достаточное количество инвестиций для преодоления границы бесполезности - «проблема заключается не в определении оптимального числа детей, а в правильном управлении этим возрастом. «Со второй половины XVIII в. семья - это мишень для великого предприятия медицинской аккультурации. Первая волна этого натиска проявляется в форме заботы о детях». Озабоченность власти проблемами воспроизводства населения привела к смене фокуса внимания на тело женщины-матери. Уже в середине XVIII в. бурно развиваются психиатрия и гинекология, выступающие основными инструментами медицинского контроля над женским телом, причем прежде всего объектом вмешательства становится женщина из буржуазных слоев.

Крайне важным является то, что утверждается асимметричность характера властных отношений: власть конституирует идентичность субъекта действия с помощью маркеров, но объект воздействия власти вовсе не марионетка; скорее, он интерпретатор, который реагирует на привнесенные властью условия в социальную среду. Практика свободы находится внутри оппозиции разума и безумия, проявляясь в сопротивлении норме. Там, где есть власть, всегда есть сопротивление, как пишет Фуко: «Объекты власти творчески интерпретируют предписанные требования, вносят смеховой, игровой элемент в отношениях с властью. Сопротивление объекта власти приводит к изменению системных отношений, формированию других форм субъективности, отрицающих систему идентификаций, «закон истины», навязываемый господствующими культурными стереотипами. Система координат власти имплицитно включает «элемент свободы».

Важнейшую роль также играет группа феноменов, трактуемых как социальные патологии. Их реестр пополнялся в течение всего XIX в.: сюда входили гомосексуальность, неконтролируемые контрацептивные практики, пьянство, самоубийства, безумие, заразные болезни. Опасности подстерегали тело населения на каждом шагу, поэтому основными стратегиями государственного управления стали профилактика и обеззараживание. Фуко выстраивает концепт «диспозитива», этимологически относящегося к картографированию во время военных действий; этот концепт объединяет привилегированные объекты государственного вмешательства - это тело ребенка, тело матери, тело гомосексуалиста и совокупное тело брачной пары, использующих контрацепцию. Что между ними общего? Поток невидимых сил, который то набирает мощь, то грозит остановиться - речь, разумеется, идет о репродуктивном потоке; контролируя эти точки, власть может приводить силу потока в норму. Буржуазная репродукция продолжает оставаться принципиальным объектом контроля вплоть до конца XIX в., после утверждения буржуазии в качестве социального класса, она начинает проводить самостоятельную политику, утверждая ценность собственного тела и противопоставляя концепции «аристократического расизма», то есть, консервации, концепцию «буржуазного расизма», целью имевшей динамику и экспансию.

Как видно из концепции М. Фуко, с движением истории институт власти не стоит на месте, а усиливает свои позиции, изобретая новые, все более изощренные механизмы собственной реализации, воплощаясь в виде дисциплинарного общества. Стоит обратить внимание на то, что в этот период структуры власти, в отличие от статичной монолитности средневековья, сами заимствуют стратегию ускользания, дифференцируясь на множество специализированных кластеров (хотя и объединенных общим принципом функционирования). Это дает дополнительную возможность утверждать, что специфика существования анонимности взаимоопределена конфликтом с линией власти; впрочем, Фуко утверждает этот тезис прямым текстом. Что же касается возможностей ускользания в этот период, то принцип анонимности реконфигурирует кластеры ускользания соответственно тому же вектору, подразумевая, тем не менее, некий качественный скачок: власть предпринимает попытку усложнить свою структуру, на что зоны анонимности отвечают немедленно, грубо и безыскусно. Реакцией на стерильную чистоту и ослепительный свет акушерского наблюдения становится грязь, тьма и разврат, а стигматизация безумия оборачивается переживанием подлинности существования в условиях искусственного выталкивания за пределы общества. Ш. Бодлер, А. Рембо, П. Верлен, Э. По, О. Уайлд, В. ван Гог, Ф. Ницше, А. Шопенгауэр - все они избрали стратегию ускользания, которая уже содержалась в новой конфигурации власти, мрачный декаданс и эстетизация безумия перекроили социальное тело Европы вплоть до начала следующего столетия. Истоки такого ответа также можно проследить через теорию Т. Адорно и М. Хоркхаймера о нарастании власти инструментального разума, которая повела европейскую цивилизацию на путь постепенного саморазрушения.