Стерильность, инвалидизация, дефицит

Стерильность информации требует стерильного адресата, что частично компенсируется за счет нагнетания потока информационных событий. Медиареальность характеризуется интенсивностью прожитого времени, о чем К. Вульф говорит как об «уплотненном времени» Вульф К. К генезису социального. Мимезис, перформативность, ритуал / [пер. с нем. Г. Хайдаровой] - СПб.: Интерсоцис, 2009. - С. 107. Тело адресата подвергается расфокусировке за счет попадания в цифровую плоскость, где происходит калейдоскопический коллаж из событий, отчужденных от человека за счет исчезновения глубины экзистенциальной вовлеченности. Скорость также отключает способность эмоциональной реакции, сообщение окончательно утрачивает смысл и глубину сопричастности. Вообще проблема расфокусировки видится одной из наиболее острых при анализе медиареальности. С точки зрения тела как организма, переход к письму и чтению - это уже инвалидизация индивида, само освоение коммуникативных практик дано через институт педагогического насилия, в первую очередь физического: человека заставляют менять свои позы, вырабатывать новые и фиксировать их, заставляя тем самым подчиняться, реагировать на власть и управление. Чтение и письмо понижают степень телесной свободы и уменьшают горизонт телесных событий; переход к сетевым коммуникациям точно так же инвалидизирован с точки зрения традиционных практик чтения и письма, и так же сопровожден появлением новых форм насилия. Тело за монитором компьютера выглядит, как правило, очень странным и деформированным - современный человек использует порой предельно нелепые и вычурные позы, даже те, которые, казалось бы, совершенно неудобны и непригодны для долгого сохранения; человек в качестве перераспределяющего потоки информации роутера впадает в своего рода кататонический ступор. В конечном итоге вся жизненная сила тела перетекает в палец, лежащий на кнопке мыши и становящийся намного «умнее» мозга.

Сегментированная сеть переделывает пользователя на свой манер, он становится информационно мобильным, без усилий управляющегося с фрагментами информации; в результате его жизнь так же разбирается на фрагменты, рекомбинирующиеся случайным образом и теряющие эмоциональные связи. При этом молчание и отсутствие информации понимается теперь как неразвитость, неспособность поддержать коммуникацию - отсюда растет страх потерять источник информации и оказаться в ситуации информационного голода, именно поэтому «цифровое поколение», отмеченное печатью клипового мышления, ни на минуту не расстается со своими смартфонами. Причем, как уже было отмечено, информационный голод изначально возникает из-за «замусоривания» поля ценной информации, но когда человек окончательно встраивается в сеть в качестве коммуниканта, ценность информации заменяется ценностью процесса ее передачи или восприятия. Общество издревле развивалось постольку, поскольку могло собрать, сохранить и передать потомкам знания, но на этапе перехода к письменной культуре сбор и сохранение трансформируются в самоцель. Вообще акцент смещается на способность пропускать через себя куски информации, непрерывные во времени, но рассеченные; способность же цельно проживать дискретные события жизни остается в стороне. Ж. Бодрийяр пишет о том, что знание в современном обществе растерзано на фрагменты мозаичного масштаба и не преодолевает уровня информации, а цифровые медиа одновременно наращивают производство социального и нейтрализуют его. Молчаливые массы теряют способность декодирования, наслаждаясь самой совокупностью знаков, формой и способом передачи; так что вывод делается очень простой - в современном обществе вообще нет информации. Разумеется, информация есть, но принципиально важен именно момент концентрации на самом процессе циркулирования информационных потоков.

Впрочем, дефицит информации отметить все-таки можно. «Называя наше общество информационным, мы констатируем гипертрофированность аудиовизуальной информации в современной цивилизации» - пишет В.В Савчук. Вероятно, то, что можно помыслить в качестве постинформационного общества, должно быть не отказом от информации, а радикальной переоценкой ценностей, которая не относится к аудиовизуальному сектору, то есть - вкус, обоняние, тактильность. Чем выше скорость получения информации, тем сильнее ощущается дефицит воли. Как отмечает Ж. Батай, «субъект, утомленный самим собой, почувствовав необходимость дойти до крайности - ищет экстаз, это так, но в нем нет воли к экстазу» Батай Ж. Внутренний опыт / [пер. с франц., послесловие и комментарии С. Л. Фокина] -- СПб.: Аксиома, Мифрил, 1997. - 336 с.. Это чувство сейчас крайне редко встречается. Все поле культуры теперь тотально обескровлено, превратившись в «пустыню стерильного». Отняв у принципа анонимности способность ускользания, сеть вынуждает индивида ускользнуть отовсюду, рассеявшись в потоках информации и размыв по дискурсивным практикам. Поиск точки опоры наталкивается на безразличие и индифферентность окружающего мира; без страстей жить невозможно, поэтому мы оказываемся лицом к лицу со смертельной скукой. Если раньше апатия считалась необходимым условием мысли разума, то теперь она радикально препятствует мысли тела. По своей природе человек - существо ранимое и ранящее, как было установлено при анализе ситуации архаики; жертва - это условие существования культуры, форма существования через боль и праздник, которые уравновешивали насилие надо топосом. Сейчас нам неведома такая ситуация, кровожадность культуры заменяется стерильностью цивилизации. Если культура и будет сопротивляться такому опустошению - то с помощью стратегий искренности и сопричастности.