Прагма-коммуникативный анализ способов речевого воздействия в судебном дискурсе

Макростратегия аргументации

Тактики рациональной аргументации

Важнейшим качеством и условием эффективности судоговорения является его логичность и доказательность. Рациональные аргументы, или «аргументы к существу» («argumentum ad rem») являются логической основой операции доказательства. Логос, как один из модусов убедительности, предполагает ориентацию на разум и критическое восприятие аудитории и относится к объективной стороне события или явления. Аргументы к существу дела не зависят от настроения и желаний аудитории, их главная цель - доказать истину, продемонстрировать надежность и состоятельность выдвигаемого довода.

Убедительными будут считаться те рациональные аргументы, которые соответствуют требованиям достоверности, допустимости и объективности, и в основе которых лежат доброкачественные доказательства, полученные из предусмотренных законом источников. Сами по себе факты еще ничего не доказывают, они лишь являются дискретными элементами, которые необходимо связать воедино и подвести под основание аргумента. Цель говорящего - из разрозненных фактов выбрать те, которые будут наиболее информативными и ситуативно уместными. Рациональные аргументы предполагают прежде всего интеллектуальный контакт с аудиторией, ее способность критически оценить истинность или ложность доводов и корректность умозаключений.

Убедительность аргумента, как отмечает И.А. Стернин, - это понятие относительное, однако возможно выделить ряд универсальных аргументов, которые обладают значительной силой убеждения, именно: положения законов и иных нормативных актов; прецеденты; заключения экспертизы; научные аксиомы; статистические данные; свидетельские показания [Стернин, 2005: 151].

Тактика эвиденции

Поскольку верификация информации в судебном процессе играет ведущую роль, показания свидетелей, документы и иные вещественные доказательства способны восстановить детали случившегося, «привязать» их к реальной действительности. Эти естественные доказательства, названные «аргументами к очевидному» или «эвиденцией» [Хазагеров, 1994: 28], считаются самоочевидными, а потому неуязвимы для критики. Их доказательная сила заключается в их объективности.

Один из самых сильных аргументов к очевидному - показания экспертов-свидетелей, чья квалификация и опыт обеспечивают высокий доказательный потенциал:

(1) PROSECUTOR: Did you determine the cause of death?

WITNESS: Yes. A gunshot wound to the head. We determined that there was one bullet fired, which went into the victim's temple, exited the victim's head, and lodged in the wood of the carousel. We also did a Luminol test, a fluorescent spray that detects blood spatter patterns. Based on that, as well as the angle of the bullet that eventually lodged in the carousel, we deduced that the victim was standing up when the bullet was fired, and that someone else was standing very close and slightly in front of her. <…> All findings were commensurate with the cause of death being a forty-five caliber bullet fired against the skull into the brain; more precisely, entering the right temporal lobe - missing the frontal lobe - and exiting from the right rear occipital lobe. (J. Picoult, #1)

Показания судмедэкспертов, изобилующие профессиональными терминами и понятийными тонкостями («occipital/temporal/frontal lobe», «Luminol test», «blood spatter patterns», «forty-five caliber bullet»), как правило, направлены на таких же профессиональных участников судебного процесса, а именно - судью, государственного обвинителя и адвоката, которые являются фактическим адресатом подобного рода доводов. Аргументативная сила воздействия на номинального адресата - присяжных заседателей -основывается на презумпции истинности и непротиворечия, а также добросовестности показаний, предоставляемых экспертами. В данном случае, эти аргументы расцениваются как достоверный источник знания и нормы.

Носителями эвиденциальной информации также являются вещественные доказательства, помогающие установить обстоятельства, имеющие отношение к данному делу:

(2) PROSECUTOR: [passing the document to the judge] I

want this introduced in evidence. I suggest that since this is the original will, it may be received in evidence and then the clerk may be instructed to make a certified copy which will be substituted in place of the original will. (E.S. Gardner)

Предоставление сторонами вещественных доказательств, как правило, сопровождается клишированными вербальными формулировками, отличающимися подчеркнутой формальностью и маркированной модальностью вежливости («I suggest…it may be received in evidence», «the clerk may be instructed to make a copy»). Это способствует созданию атмосферы ритуализованного пространства, в котором каждая реплика приобретает дополнительный вес.

В следующем примере, как и в случае с экспертными заключениями, объективирующая роль «непосредственно наблюдаемых» вещественных доказательств не подлежит сомнению, она представляется очевидной из самой ситуации:

(3) PROSECUTOR: Ladies and gentlemen, the facts in this case are crystal clear. In fact,

WCSH News, which was covering the morning's arraignment, caught Ms. Frost's actions on tape. (J. Picoult, #2)

Убеждающий потенциал в данном случае реализуется через топос эвиденциальности, который подразумевает эксплицитную засвидетельствованность факта как говорящим, так и аудиторией.

Помимо этого, к эвиденции также относятся показания очевидцев:

(4) DEFENSE LAWYER: What happened on Tuesday morning?

WITNESS: I called her all day long, but she wouldn't answer her phone. I went over to her place, but she wasn't there. The door was open. I went in, and her coat was hanging up and her purse was on the table. At first, I figured she might have left on a trip. But she would have told me that, and she had a test that day. I called her parents and her friends, and no one had seen her. That's when I went to the police. (J. Picoult, #3)

Доказательная сила подобного рода аргументов базируется на презумпции истинности пропозиции каждого из высказываний, которая, в свою очередь, основывается на a priori подразумеваемой правдивости показаний свидетеля, связанного обязательствами судебной клятвы («говорить правду и только правду»). В отличие от стилистически-маркированных экспертных заключений, рассказы очевидцев доступны для понимания и критической оценки непрофессиональными участниками судебного процесса. Присяжные заседатели, соизмеряя логические умозаключения свидетелей со своими собственными, встраивают их в складывающуюся в их сознании схему-образ события, которая формируется на протяжении всего процесса.